Неточные совпадения
Дом был большой, старинный, и Левин, хотя
жил один, но топил и занимал весь дом. Он знал, что это было глупо, знал, что это даже нехорошо и противно его теперешним новым планам, но дом этот был целый мир для Левина. Это был мир, в котором
жили и умерли его отец и мать. Они
жили тою жизнью, которая для Левина казалась идеалом всякого совершенства и которую он мечтал возобновить с
своею женой, с
своею семьей.
— Нет, постойте! Вы не должны погубить ее. Постойте, я вам скажу про себя. Я вышла замуж, и муж обманывал меня; в злобе, ревности я хотела всё бросить, я хотела сама… Но я опомнилась, и кто же? Анна спасла меня. И вот я
живу. Дети растут, муж возвращается в
семью и чувствует
свою неправоту, делается чище, лучше, и я
живу… Я простила, и вы должны простить!
Не явилась тоже и одна тонная дама с
своею «перезрелою девой», дочерью, которые хотя и
проживали всего только недели с две в нумерах у Амалии Ивановны, но несколько уже раз жаловались на шум и крик, подымавшийся из комнаты Мармеладовых, особенно когда покойник возвращался пьяный домой, о чем, конечно, стало уже известно Катерине Ивановне, через Амалию же Ивановну, когда та, бранясь с Катериной Ивановной и грозясь прогнать всю
семью, кричала во все горло, что они беспокоят «благородных жильцов, которых ноги не стоят».
Они положили ждать и терпеть. Им оставалось еще
семь лет; а до тех пор столько нестерпимой муки и столько бесконечного счастия! Но он воскрес, и он знал это, чувствовал вполне всем обновившимся существом
своим, а она — она ведь и
жила только одною его жизнью!
Самгин отметил, что она говорит о муже тоном девицы из зажиточной мещанской
семьи, как будто она до замужества
жила в глухом уезде, по счастливому случаю вышла замуж за богатого интересного купца в губернию и вот благодарно, с гордостью вспоминает о
своей удаче. Он внимательно вслушивался: не звучит ли в словах ее скрытая ирония?
Она не только знает читать и писать, она знает по-французски, она, сирота, вероятно несущая в себе зародыши преступности, была воспитана в интеллигентной дворянской
семье и могла бы
жить честным трудом; но она бросает
своих благодетелей, предается
своим страстям и для удовлетворения их поступает в дом терпимости, где выдается от других
своих товарок
своим образованием и, главное, как вы слышали здесь, господа присяжные заседатели, от ее хозяйки, умением влиять на посетителей тем таинственным, в последнее время исследованным наукой, в особенности школой Шарко, свойством, известным под именем внушения.
— А… вы здесь? — спрашивал Половодов, продираясь сквозь толпу. — Вот и отлично… Человек, нельзя ли нам чего-нибудь… А здесь все
свой народ набрался, — ораторствовал он, усаживаясь между Приваловым и Данилушкой. —
Живем одной
семьей… Так, Данилушка?
Я не прерывал его. Тогда он рассказал мне, что прошлой ночью он видел тяжелый сон: он видел старую, развалившуюся юрту и в ней
свою семью в страшной бедности. Жена и дети зябли от холода и были голодны. Они просили его принести им дрова и прислать теплой одежды, обуви, какой-нибудь еды и спичек. То, что он сжигал, он посылал в загробный мир
своим родным, которые, по представлению Дерсу, на том свете
жили так же, как и на этом.
Четвертого дня Петра Михайловича, моего покровителя, не стало. Жестокий удар паралича лишил меня сей последней опоры. Конечно, мне уже теперь двадцатый год пошел; в течение
семи лет я сделал значительные успехи; я сильно надеюсь на
свой талант и могу посредством его
жить; я не унываю, но все-таки, если можете, пришлите мне, на первый случай, двести пятьдесят рублей ассигнациями. Целую ваши ручки и остаюсь» и т. д.
Стрелки шли лениво и часто отдыхали. Незадолго до сумерек мы добрались до участка, носящего странное название Паровози. Откуда произошло это название, так я и не мог добиться. Здесь
жил старшина удэгейцев Сарл Кимунка со
своей семьей, состоящей из 7 мужчин и 4 женщин. В 1901 году он с сотрудником Переселенческого управления Михайловым ходил вверх по Иману до Сихотэ-Алиня. В награду за это ему был отведен хуторской участок.
Да будет ваш союз благословен
Обилием и счастием! В богатстве
И радости
живите до последних
Годов
своих в
семье детей и внуков!
Печально я гляжу на торжество
Народное: разгневанный Ярило
Не кажется, и лысая вершина
Горы его покрыта облаками.
Не доброе сулит Ярилин гнев:
Холодные утра и суховеи,
Медвяных рос убыточные порчи,
Неполные наливы хлебных зерен,
Ненастную уборку — недород,
И ранние осенние морозы,
Тяжелый год и житниц оскуденье.
Человек, прикрепленный к
семье, делается снова крепок земле. Его движения очерчены, он пустил корни в
свое поле, он только на нем то, что он есть; «француз, живущий в России, — говорит Прудон, — русский, а не француз». Нет больше ни колоний, ни заграничных факторий,
живи каждый у себя…
Добрые люди винили меня за то, что я замешался очертя голову в политические движения и предоставил на волю божью будущность
семьи, — может, оно и было не совсем осторожно; но если б,
живши в Риме в 1848 году, я сидел дома и придумывал средства, как спасти
свое именье, в то время как вспрянувшая Италия кипела пред моими окнами, тогда я, вероятно, не остался бы в чужих краях, а поехал бы в Петербург, снова вступил бы на службу, мог бы быть «вице-губернатором», за «оберпрокурорским столом» и говорил бы
своему секретарю «ты», а
своему министру «ваше высокопревосходительство!».
Уже в
семье дедушки Порфирия Васильича, когда она еще была «в девках», ее не любили и называли варваркой; впоследствии же, когда она вышла замуж и стала
жить на
своей воле, репутация эта за ней окончательно утвердилась.
Собственно говоря, Аннушка была не наша, а принадлежала одной из тетенек-сестриц. Но так как последние большую часть года
жили в Малиновце и она всегда их сопровождала, то в нашей
семье все смотрели на нее как на «
свою».
Мастеровые в будние дни начинали работы в шесть-семь часов утра и кончали в десять вечера. В мастерской портного Воздвиженского работало пятьдесят человек. Женатые
жили семьями в квартирах на дворе; а холостые с мальчиками-учениками ночевали в мастерских, спали на верстаках и на полу, без всяких постелей: подушка — полено в головах или
свои штаны, если еще не пропиты.
Дом был выстроен во второй половине XVIII века поэтом совместно с братом генерал-поручиком А. М. Херасковым. Поэт Херасков
жил здесь с
семьей до самой
своей смерти.
Выпитые две рюмки водки с непривычки сильно подействовали на Галактиона. Он как-то вдруг почувствовал себя и тепло и легко, точно он всегда
жил в Заполье и попал в родную
семью. Все пили и ели, как в трактире, не обращая на хозяина никакого внимания. Ласковый старичок опять был около Галактиона и опять заглядывал ему в лицо
своими выцветшими глазами.
Теперь я снова
жил с бабушкой, как на пароходе, и каждый вечер перед сном она рассказывала мне сказки или
свою жизнь, тоже подобную сказке. А про деловую жизнь
семьи, — о выделе детей, о покупке дедом нового дома для себя, — она говорила посмеиваясь, отчужденно, как-то издали, точно соседка, а не вторая в доме по старшинству.
То, что мать не хочет
жить в
своей семье, всё выше поднимает ее в моих мечтах; мне кажется, что она
живет на постоялом дворе при большой дороге, у разбойников, которые грабят проезжих богачей и делят награбленное с нищими.
Те дербинцы, которые, отбыв каторгу до 1880 г., селились тут первые, вынесли на
своих плечах тяжелое прошлое селения, обтерпелись и мало-помалу захватили лучшие места и куски, и те, которые прибыли из России с деньгами и
семьями, такие
живут не бедно; 220 десятин земли и ежегодный улов рыбы в три тысячи пудов, показываемые в отчетах, очевидно, определяют экономическое положение только этих хозяев; остальные же жители, то есть больше половины Дербинского, голодны, оборваны и производят впечатление ненужных, лишних, не живущих и мешающих другим
жить.
Долгими вечерами Петр рассказывал о
своих странствиях, и в сумерки фортепиано звучало новыми мелодиями, каких никто не слышал у него раньше… Поездка в Киев была отложена на год, вся
семья жила надеждами и планами Петра…
Парасковья Ивановна была почтенная старушка раскольничьего склада, очень строгая и домовитая. Детей у них не было, и старики
жили как-то особенно дружно, точно сироты, что иногда бывает с бездетными парами. Высокая и плотная, Парасковья Ивановна сохранилась не по годам и держалась в сторонке от жен других заводских служащих. Она была из богатой купеческой
семьи с Мурмоса и крепко держалась
своей старой веры.
Лучше бы отдать Федорку за
своего хохла: по-небогатому-то лучше
прожить, чем выходить на большую
семью, где
своих три снохи.
Изба делилась сенями по-москалиному на две половины: в передней
жил сам старик со старухой и дочерью, а в задней — Терешка с
своей семьей.
Душевно рад, любезный друг, что ты
живешь деятельно и находишь утешительные минуты в твоем существовании, но признаюсь, что мне не хотелось, чтоб ты зарылся в
своей Етанце. Кто тебе мешает пристроить
семью, о которой постоянно имел попечение, и перейти к Трубецким, где твое присутствие будет полезно и приятно…
Верная моя Annette строит надежды на свадьбу наследника, [
Семьи декабристов надеялись, что в связи со свадьбами
своей дочери Марии (1839) и сына Александра (1841) Николай I облегчит участь сосланных; их надежды были обмануты.] писала ко мне об этом с Гаюсом, моим родственником, который проехал в Омск по особым поручениям к Горчакову; сутки
прожил у меня.
Бахаревы вскоре после Святой недели всей
семьей переехали из города в деревню, а Гловацкие
жили, по обыкновению, безвыездно в
своем домике.
Собственные дела Лизы шли очень худо: всегдашние плохие лады в
семье Бахаревых, по возвращении их в Москву от Богатыревых, сменились сплошным разладом. Первый повод к этому разладу подала Лиза, не перебиравшаяся из Богородицкого до самого приезда
своей семьи в Москву. Это очень не понравилось отцу и матери, которые ожидали встретить ее дома. Пошли упреки с одной стороны, резкие ответы с другой, и кончилось тем, что Лиза, наконец, объявила желание вовсе не переходить домой и
жить отдельно.
Пришел постоянный гость, любовник Соньки Руль, который приходил почти ежедневно и целыми часами сидел около
своей возлюбленной, глядел на нее томными восточными глазами, вздыхал, млел и делал ей сцены за то, что она
живет в публичном доме, что грешит против субботы, что ест трефное мясо и что отбилась от
семьи и великой еврейской церкви.
— Никогда, мадам! — высокомерно уронила Эльза.Мы все здесь
живем своей дружной
семьей. Все мы землячки или родственницы, и дай бог, чтобы многим так жилось в родных фамилиях, как нам здесь. Правда, на Ямской улице бывают разные скандалы, и драки, и недоразумения. Но это там… в этих… в рублевых заведениях. Русские девушки много пьют и всегда имеют одного любовника. И они совсем не думают о
своем будущем.
И так без конца, день за днем, месяцы и годы,
живут они в
своих публичных гаремах странной, неправдоподобной жизнью, выброшенные обществом, проклятые
семьей, жертвы общественного темперамента, клоаки для избытка городского сладострастия, оберегательницы семейной чести четыреста глупых, ленивых, истеричных, бесплодных женщин.
Также не напрасно прошла для Гладышева и история его старшего брата, который только что вышел из военного училища в один из видных гренадерских полков и, находясь в отпуску до той поры, когда ему можно будет расправить крылья,
жил в двух отдельных комнатах в
своей семье.
— Не плачь! — говорил Павел ласково и тихо, а ей казалось, что он прощается. — Подумай, какою жизнью мы
живем? Тебе сорок лет, — а разве ты
жила? Отец тебя бил, — я теперь понимаю, что он на твоих боках вымещал
свое горе, — горе
своей жизни; оно давило его, а он не понимал — откуда оно? Он работал тридцать лет, начал работать, когда вся фабрика помещалась в двух корпусах, а теперь их —
семь!
Прочел пять глав Матвея, стали толковать. Все слушали, но принял только один Иван Чуев. И так принял, что стал во всем
жить по-божьему. И в
семье его так
жить стали. От земли лишней отказался, только
свою долю взял.
Жил я до того времени в
своей семье и ничем по крестьянству от бога изобижен не был.
Доход получается без хлопот, издержки по управлению незначительны.
Живет себе владелец припеваючи в столице или за границей, и много-много, ежели на месяц, на два, заглянет летом с
семьей в усадьбу, чтоб убедиться, все ли на
своем месте, не кривит ли душой управляющий и в порядке ли сад.
— Да, ежели в этом смысле… но я должна вам сказать, что очень часто это слово употребляется и в другом смысле… Во всяком случае, знаете что? попросите мосье Жасминова — от меня! — не задавать сочинений на темы, которые могут иметь два смысла! У меня
живет немка, которая может… о, вы не знаете, как я несчастлива в
своей семье! Муж мой… ох, если б не ангелочек!..
Теперь он скромно
живет в Париже на
свою пенсию, которая, однако ж (по трем ведомствам), представляет для него верный ресурс в количестве
семи тысяч франков ежегодно.
Этот псевдоним имел
свою историю. Н.И. Пастухов с
семьей, задолго до выхода
своей газеты,
жил на даче в селе Волынском за Дорогомиловской заставой. После газетной работы по ночам, за неимением денег на извозчика, часто ходил из Москвы пешком по Можайке, где грабежи были не редкость, особенно на Поклонной горе. Уж очень для грабителей место было удобное — издали все кругом видно.
А.П. Сухов был сыном касимовского крестьянина, умершего в 1848 году от холеры. Похоронив мужа, вдова Сухова пришла со
своим десятилетним мальчиком из деревни в Москву и поступила работницей в купеческую
семью, а сына отдала к живописцу вывесок в ученье, где он и
прожил горьких девять лет: его часто били, много и за все.
Вскоре М.Н. Ремезов продал
свою дачку мне, где я и стал
жить со
своей семьей летом.
Тогда Хаджи-Мурат стал просить Воронцова разрешить ему съездить на время и
пожить в Нухе, небольшом городке Закавказья, где он полагал, что ему удобнее будет вести переговоры с Шамилем и с преданными ему людьми о
своей семье.
Семья Хаджи-Мурата вскоре после того, как он вышел к русским, была привезена в аул Ведено и содержалась там под стражею, ожидая решения Шамиля. Женщины — старуха Патимат и две жены Хаджи-Мурата — и их пятеро малых детей
жили под караулом в сакле сотенного Ибрагима Рашида, сын же Хаджи-Мурата, восемнадцатилетний юноша Юсуф, сидел в темнице, то есть в глубокой, более сажени, яме, вместе с четырьмя преступниками, ожидавшими, так же как и он, решения
своей участи.
Различие христианского учения от прежних — то, что прежнее учение общественное говорило:
живи противно твоей природе (подразумевая одну животную природу), подчиняй ее внешнему закону
семьи, общества, государства; христианство говорит:
живи сообразно твоей природе (подразумевая божественную природу), не подчиняя ее ничему, — ни
своей, ни чужой животной природе, и ты достигнешь того самого, к чему ты стремишься, подчиняя внешним законам
свою внешнюю природу.
Живет какой-нибудь судья, прокурор, правитель и знает, что по его приговору или решению сидят сейчас сотни, тысячи оторванных от
семей несчастных в одиночных тюрьмах, на каторгах, сходя с ума и убивая себя стеклом, голодом, знает, что у этих тысяч людей есть еще тысячи матерей, жен, детей, страдающих разлукой, лишенных свиданья, опозоренных, тщетно вымаливающих прощенья или хоть облегченья судьбы отцов, сыновей, мужей, братьев, и судья и правитель этот так загрубел в
своем лицемерии, что он сам и ему подобные и их жены и домочадцы вполне уверены, что он при этом может быть очень добрый и чувствительный человек.
Только жизнь совокупности и последовательности личностей: племени,
семьи, рода, государства продолжается и
живет, и потому человек должен жертвовать
своей личностью для жизни
семьи, государства.
«Если, — говорят они, — личности было выгоднее перенести
свое сознание в племя,
семью, а потом в народ, государство, то еще выгоднее будет перенести
свое сознание в совокупность всего человечества, и всем
жить для человечества, так же как люди
живут для
семьи, для государства».
«Каждый должен
жить в
своём сословии, оно — та же
семья человеку…»
Маланья была
свой человек в доме, потому что
жила в нем четвертый десяток; такая прислуга встречается в хороших раскольничьих
семьях, где вообще к прислуге относятся особенно гуманно, хотя по внешнему виду и строго.